Научное кредо якутского географа Томаса Симокайтиса

Первый герой рубрики «Я в РГО, а ты?» — Томас Бернардович Симокайтис: лаборант Отдела археологии и этнологии ИГИиПМНС СО РАН, активный член Общества, археолог, палеоэколог, географ, историк. Помимо арктической археологии, серьёзно увлекается этнической историей Древнего Востока (в составе научных экспедиций многократно посещал страны Закавказья, Средней Азии, Иран, Афганистан) и древнейшей историей Филиппин.

Томас, все-таки кто ты как исследователь: археолог, биолог, географ?

Было время, когда я боялся подобной постановки вопроса. Дело в том, что основной производственной единицей той или иной научной дисциплины выступают специалист, чьё исследование направлено в каком-то определённом направлении. Результат этой работы достигается путём длительного глубокого анализа; зачастую, учёный идёт к результату на протяжении всей жизни. А чем больше разных дисциплин и пространственно-временных реалий пытается охватить исследователь, тем меньше у него шансов достичь чего-то стоящего в глазах коллег по академическому цеху, и общества в целом.

Ну, а если он решит всё же «догнать» серьёзных учёных, то, возможно, преступит и рамки научной этики. Поэтому если какой-нибудь исследователь, скажем, литературовед, вдруг начинает увлекаться герпетологией — наукой по изучению рептилий, то он вряд ли найдёт однозначное понимание своих сослуживцев, хотя бы потому что завтра он с таким же успехом увлечётся хиромантией, а потом и вовсе — засветится на экране в качестве рьяного сторонника теории палеоконтакта с инопланетянами.

И признаюсь, честно, что раньше, общаясь, например, с биологами — где-нибудь в других городах, я предпочитал умалчивать тот факт, что лично я — не биолог, а археолог.

Правда, если учёному хватает фарта, прозорливости, терпения и настойчивости в деле объединения нескольких дисциплин, то он может поднять то или иное исследование на качественно новый уровень — гораздо более высокий, чем тот которого добивается специалист «узкого профиля».

Возьмём к примеру археолога, изучающего, скажем, нижний палеолит того или иного региона. Понятно, что за долгие годы работы он и так аккумулирует в себе колоссальный объём информации, но возможность максимально полно реконструировать ландшафтно-экологическую ситуацию интересуемого региона в интересуемый период, он сможет получить только если выйдет за рамки своей — чисто-археологической «кухни» и охватит данные по минералогии, палеоклимату, почвам, фауне, флоре и т. д.

А сопоставляя это с данными с других регионов и других эпох — он придёт ко вполне определённым научным выводам. Эти выводы — есть готовый научный продукт, тот самый продукт, которым наука, собственно, и обязана обществу.

Лет десять назад появилось трендовое определение — «междисциплинарные исследования». Ты признаёшь, что ты «междисциплинарщик»?

Если нет возможности свильнуть от вопроса — «Кто ты, археолог, биолог или географ?», то я скорее всего охарактеризовал бы себя в качестве географа. Спасибо моим родителям, что стены городской квартиры, куда мы переехали, когда мне было 6 лет, они обклеили не обоями, а всевозможными картами — физическими и политическими картами мира, картами Якутии, Литвы, Парагвая и прочих Мозамбиков.

Потом, в школьные годы я начал усиленно читать, но читал не художественную литературу, а исключительно только научно-популярную и научную (если, конечно, мог там что-нибудь понять). Многие годы моими любимыми книгами оставались энциклопедические словари — по той же географии, биологии, лингвистике, или, к примеру, такие издания как «Определитель земноводных и пресмыкающихся», «Народы мира», «Мифы народов мира». Я не перечитывал эти книги, я вызубривал их наизусть!

Так вот, оглядываясь назад через призму десятилетий, вижу, что окружавшие меня географические карты: линии побережий, всевозможные бассейны, водоразделы, климатические зоны, морские течения, города и политические границы заняли в моей голове такой объём памяти, что каждая истина, почерпнутая позднее из книг, нашла своё, строго определённое место, словно недостающая буква в клеточке кроссворда.

А сейчас мы живём в удивительное время, когда при наличии телефона сети и трафика можно найти основополагающую информацию о любом событии или явлении. Лет двадцать назад такое казалось просто фантастикой! Но опять же, без момента фиксации в уме, статья из той же Википедии остаётся всего лишь ни к чему не обязывающим набором слов. Лично для меня моментом фиксации потока текущей информации стали карты и вызубренные в юности энциклопедические словари.

А почему тогда ты не поступил на географа?

Кто-то решил, что главное в географии — математика. А по математике мне ставили «тройки» только для того чтобы не портить статистику успеваемости школы. Из-за этой математики я действительно был худшим учеником школы — это авторитетное заявление человека, умудрившегося остаться на второй год уже в первом классе. Летом 1986-го мне удалось поучаствовать в Олимпиаде по биологии: по ЯАССР получил I-е место, а по СССР — в Ленинграде — вошёл в «пятёрку» призёров.

А через год — по «окончанию» восьмого класса меня благополучно турнули из родной школы, чему я был рад не меньше чем сам председатель педсовета. Аттестат о среднем образовании я получил только через двенадцать лет после этого, когда за плечами было более трёх лет срочной и сверхсрочной службы и несколько лет работы лаборантом в Отделе археологии. Как минимум пять лет из этих двенадцати я в совокупности провёл там, что сейчас называется «Страны Закавказья и Средней Азии». Это, пожалуй, были самые плодотворные годы формирования меня как учёного.

Так что если бы я сейчас давал интервью не Людмиле Аргуновой из РГО, а, скажем, Дилором Зубайдуллоевой из Географического общества Таджикистана, то не счёл бы зазорным назвать себя «этнологом-востоковедом».

Ты считаешь, что география — есть основа всех наук?

В моём случае — да. География это пространство, одно из трех измерений материального мира. Можно было бы дополнить эту мысль пафосной формулировкой «А история — это время!», но на мой взгляд, история, в смысле — человеческая, вторична относительно географии. Например, если бы 3 миллиона лет назад не возникла Берингия — сухопутный перешеек между Азией и Северной Америкой, то в Евразию не попал бы ни один вид лошадей и верблюдов: они просто остались бы в Америке. Как в таком случае развивалась бы человеческая цивилизация?

Так что, если не брать в расчёт астрофизические и какие-то глубинно-геологические аспекты, определяющие механизмы движения тектонических плит, а воспринимать текущее расположение материков и океанов как данность, то география действительно предстаёт как некая первооснова, а все биолого-экологические процессы — как логическое заполнение этой первоосновы. В свою очередь биологическое составное выступает первоосновой для процессов, связанных с происхождением и историческими судьбами человеческого существа.

Вообще, моё научное кредо как археолога, антрополога, этнолога, заключается в том, что я рассматриваю человека исключительно только в контексте биологического, точнее, географо-экологического начала: человек — есть биологический вид! Не более…

И опять же замечу, что ещё лет пятнадцать назад, озвучить такое я бы, наверное, побоялся, ибо подобное высказывание могло ещё восприниматься как кощунственное. Но сейчас я заявляю вполне определённо, что если человека рассматривать в отрыве от биологической канвы, то тут как раз и появляется всякая бредятина типа инопланетян и каких-то цивилизаций существовавших, якобы, миллионы лет назад…

Кстати, по поводу первостепенности географии осмелюсь привести не совсем этичный пример из своей студенческой жизни: когда в университете шли экзамены по какой-нибудь неинтересной теме, допустим, «Политический кризис в постреволюционной Франции», я просто начинал рассказывать о том, что представляла собой Франция на рубеже XVIII–XIX вв. — какие у неё были колонии, на какие группы делились французы, их отношение к британцам, индейцам и арабам, как экзаменатор прервав меня на полуслове, ставил «пятёрку»…

Одним из основных направлений твоих исследований является вышеупомянутая Берингия. Каковы результаты этих работ?

В 2016 г в рамках программы «История Якутии» я создал карту-реконструкцию лаптевского сектора Берингии. Постольку-поскольку в эпоху последнего оледенения как такового моря Лаптевых не было, основой для её создания послужили карты глубин. Собственно, главной задачей проекта было воссоздание русла Палеолены — гигантской плейстоценовой реки, вбиравшей в себя воды двух великих сибирских рек: Лены и Яны.

Заметим, что устье Палеолены двадцать тысяч лет назад располагалось в 600 км севернее устья современной Лены. Так вот, выяснилось, что современный морской остров Столбовой, расположенный в открытом море в 350 км к северу от Тикси, был в ту эпоху речным островом. На это указывает характерная именно для речных островов форма — «лодочка». А в отдельные моменты существования Берингии, под величественным 130-метровым утёсом северной оконечности Столбового, располагалась точка слияния Лены и Яны.

Это место не могло не привлекать внимания древних людей — оно, скорее всего, служило основной стратегической и культово-религиозной величиной всей Западной Берингии — точкой организации пространства и времени гигантской территории. Помимо того, Берингия, будучи по сути морским дном, оставалась самым плоским из когда-либо населявшихся человеком участков земной суши: такого перепада высот на местах, как на утёсе северной оконечности Столбового (от 130 м до -40 м на отрезке 1 км) нет нигде в радиусе многих тысяч километров! И по определению точкой подобного преткновения должна была быть площадка вершины утёса.

Как я помню, Столбовой был обследован в 2018 г?

Да. Столбовой мы отработали с моими друзьями, членами якутского отделения РГО — Кравченко Ильёй и Копосовым Олегом, с которыми за 3 месяца до того блуждали в джунглях тропического острова Самар.

Готовясь к работам на Столбовом в рамках Комплексной палеонтолого-археологической экспедиции, ежегодно организуемой Якутским отделением РГО, Отделом изучения мамонтовой фауны АН РС (Я), нашим институтом и Научно-исследовательской инициативой «Эффект мамонта», мы рассчитывали найти на площадке утёса какие-нибудь кремнёвые изделия, относящиеся, скажем, к эпохе заселения человеком Америки, т. е. к позднему палеолиту.

В итоге нами там была обнаружена лишь одна ножевидная пластина на кремне, зато было зафиксировано явление, дотоле, пожалуй, ещё неизвестное в мировой археологической практике: всё пространство плоской вершины утёса на площади в несколько гектаров, оказалось буквально усеяно обломками местного алевролито-песчаникового плитняка с явными признаками искусственного дробления.

Первая мысль — плитняк крошился в силу естественных причин или под траками гусеничной техники, однако не меньше времени чем на вершине утёса мы провели на других площадках — расположенных подальше от утёса, но ничего подобного на них не обнаружили. Это навело на мысль что во времена Берингии на площадке утёса постоянно дежурила какая-то группа людей, выполнявших здесь наблюдательно-стратегическую или, например, культово-ритуальную функцию.

А чем заняться во время этих дежурств на пустынной каменистой площадке при условии, что основным технологическим сырьём для изготовления орудий в Арктике оставался мамонтовый бивень, а обработка бивня в свою очередь не требует от человека ничего кроме усидчивости? Надо думать, что люди совмещали свою малоподвижную миссию с дроблением лежавшего под ногами плитняка, для того чтобы полученными обломками — тут же на месте, обрабатывать мамонтовый бивень. Обилие фрагментов дроблёной породы, указывает на то, что люди сидели здесь не один год и даже, возможно, не одно тысячелетие!

На конференции по результатам экспедиции 2018 г. ты заявил, что Столбовой преподнёс множество загадок, которых пока что невозможно ни подтведить, ни полностью опровергнуть. Что-нибудь подтвердилось с тех пор?

Единственное в чём мы могли обрести хоть какую-то определённость — это обнаружить источник кремнёвого сырья, на котором была сработана ножевидная пластина. Кстати, в 2019 г. там же — на Столбовом, моим коллегой Дьяконовым Виктором Михалычем была обнаружена ещё одна такая же ножевидная пластина.

Заметим, что на самом Столбовом кремнёвой породы, по заключению геологов, нет. Такая порода есть на острове Тас-Ары в 150 км севернее Столбового. В 2019 г мы отработали Тас-Ары, однако здешний кремень оказался другим, и, в силу трещиноватости, негодным для археологии. И полной неожиданностью стало обнаружение на Тас-Ары артефактов столбовского облика. В плейстоцене Тас-Ары представлял собой небольшую каменистую гряду на краю плоской тундростепи, и никаких особых преимуществ первобытному человеку в контексте древней берингийский суши не сулил (особенно учитывая бесполезность тас-аринского кремня).

Единственная эпоха, когда здесь мог жить человек — это время, когда Тас-Ары, также как Столбовой, был речным островом Палеолены. Но в том-то и дело, что Столбовой был речным островом ещё каких-то 12 тысяч лет назад, а Тас-Ары окончательно потерял связь с Палеоленой как минимум 120 тысяч лет назад…

В те времена наших предков в Евразии ещё не фигурировало — здесь были неандертальцы и денисовцы.

В этом году ты исследовал участок «Сокол» в устье Лены именно на предмет кремнёвого сырья?

Да. Обследовав ножевидные пластины со Столбового, замдиректора по научной работе Института геологии алмазов и благородных металлов — Прокопьев Андрей Владимирович сразу заявил, что знает единственное место где он встречал такой кремень — это нулевая отметка реки Лены — мыс Крест-Тумса, ныне относящийся к участку «Сокол» Усть-Ленского заповедника.

Найти там выход кремнёвой породы оказалось не сложно, и если анализы подтвердят, что столбовские пластины действительно были сработаны на местном кремне,

Труднее было отыскать привязку месторождения столь ценного сырья к категории объектов культурно-исторического наследия. На поверхности единственной пригодной для селища площадки было обнаружено три кремнёвых отщепа, но сказать о них что-либо определённое нельзя, т. к. вероятная стоянка оказалась разрушена ещё в довоенные годы строительством полярной станции.

Расскажи что-нибудь о дальнейших перспективах.

Что же касается дальнейших перспектив по «берингийскому проекту», то необходимо оговориться, что мировое археологическое сообщество пока что воздерживается от признания Столбового и Тас-Ары в качестве палеолитических стоянок, причём, самых северных в мире и единственных — на пространстве собственно Берингии.

Причиной тому — очевидная бессистемность расщепления каменного сырья и вполне оправданная «непопулярность» алевролито-песчаника и подобных ему пород в археологической среде. Правда, новые технологии раскрывают у этого сырья и ранее неизвестные — позитивные стороны. Дело в том, что в настоящее время набирают обороты археолого-молекулярные методы исследования: методы считывания микрочастиц ДНК с археологических образцов. Чем рыхлее порода образца и чем ниже температура его залегания, тем, соответственно, выше эффективность заявленного метода.

Алевролито-песчаник обладает самой высокой среди камней способностью к впитыванию органики, причём на Столбовом и Тас-Ары образцы породы пребывают в перманентном состоянии низкотемпературной «консервации», и лишь лежащие на поверхности образцы могут испытывать кратковременные повышения температуры выше 0º в течение одного-двух месяцев в году. Всё это подразумевает за рассматриваемыми пунктами колоссальный научно-исследовательский потенциал: выражаю уверенность в том, что в свете развития молекулярно-биологических методов исследований, Столбовой, Тас-Ары, а также те пункты Палеолены, которые будут открыты позже — мыс Полундра на Бельков-острове, или, например, мыс Анисий на крайнем севере Котельного, будут в перспективе объявлены участками единого археолого-палеогенетического заповедника.

Что пожелаешь юным географам в юбилейный 175-й год РГО?

Казалось бы, с момента освоения человеком околоземной орбиты прошло уже почти полвека, следовательно, никаких «белых пятен» на теле Земли остаться никак не могло. А, по-моему, неразгаданных географических загадок хватит ещё на поколения вперёд!

Помню, в юности мечтал, чтобы был создан такой глобус — величиной, наверное, с пятиэтажный дом, на котором поместились бы все листы аэрофотосъёмки. А теперь надо признать, что я — счастливый человек, ибо уже лет пятнадцать только тем и занимаюсь что сижу в Google-Earth, изучая поверхность Земли с высоты этой самой аэрофотосъёмки! И нахожу множество каких-то естественных объектов с необъяснимым происхождением. А спросить «что это?» — не у кого, потому что таких специалистов или компетентных программ просто нет…

Может быть прямо сейчас где-то в какой-нибудь, скажем, Панаме, сидит мальчик и разглядывая в монитор нашу Колымскую тундру находит там какие-то «рукотворные курганы» и «рисовые чеки». Он ещё не знает, что «курганы» — это булгунняхи, а «рисовые чеки» — это причуды полигональной тундры, но в испаноязычной сети нет ни литературы, ни специалистов, которые могли бы всё это объяснить мальчику «на пальцах».

Я верю, что рано или поздно вся эта информация будет объединена и каждый отдельно-взятый объект на поверхности Земли будет классифицирован, сгруппирован и популярно объяснен. Вот вам — эпический момент зарождения новой географической дисциплины! А когда это произойдёт, встанет черёд вопросов качественно-нового уровня. Ну, например, такой: не создавалось ли у вас впечатления, что все материки на карте мира как будто «потекли вниз» под силой собственной тяжести? Исключение составляет разве что направленный на север австралийский полуостров Кейп-Йорк, а все остальные крупные полуострова мира и южные оконечности большинства материков, направлены на юг…

Да, на карте Земля — это плоскость, висящая на стене, но в астрофизике самих таких категорий как «верх» и «низ» не может быть в принципе! Подобное замечают именно дети и они не должны стыдиться задавать вопросы, а у седобородых профессоров должно в свою очередь хватить мудрости не порицать молодёжь «за глупые вопросы», а признавать факт того что та или иная «неудобная» закономерность действительно имеет место быть, просто у человечества пока нет возможности её объяснить. В этой связи можно привести такой пример: один учитель-географ из Кайзеровской Германии вспоминал, что, когда он был учеником, то задал учителю вопрос о причине удивительной совпадаемости береговых линий запада Африки и востока Южной Америки, и ощутил неподдельный восторг, когда — уже будучи сам учителем, услышал этот же вопрос от своего ученика.

Это он писал уже после появления на свет Теории дрейфа материков, т. е. когда уже всё было объяснено, но за шестьдесят лет до этого он был наказан за свой вопрос розгами. Со временем, надеюсь, также будет объяснён и феномен «стекания материков на юг».

Другое дело что, сталкиваясь с каким-то необъяснимым явлением люди бросаются в крайности: одни берут позицию жесткого отрицания явления по принципу «этого не может быть, потому что не может быть никогда!», другие начинают находить в нём некое «откровение», влияние потусторонних сил, или какой-то «всемирный заговор».

Наш мир полон огромного числа необъяснимых явлений, и это здорово! Значит, нам дана возможность их объяснять.

Текст: Людмила Аргунова, Томас Симокайтис
Фото: Илья Кравченко

Источник: https://www.rgo.ru/ru/article/nauchnoe-kredo-yakutskogo-geografa-tomasa-simokaytisa